Родители – это самое дорогое, что есть у каждого. Это единственные люди, которые до конца жизни связаны с нами невидимыми нитями. Но не всегда те, кто родил нас и воспитал, могут считаться родными. Иногда собственные дети могут быть не нужны и не интересны своим родителям. О том, как важно научиться прощать, даже если жизнь сыграла с вами злую шутку, рассказал PensNews.
Отец в жизни каждого ребенка – это личный аттракцион и калейдоскоп беззаботности. С отцами всегда было можно больше, чем с мамами. Они разрешают прыгать по лужам и поднимать с пола еду. Отцы учат нас быть сильными и ничего не бояться, а еще разрушают детские судьбы своим холодом и безразличием.
«Мне тяжело говорить. Последние месяцы я предпочитаю писать и не выражать вслух своих эмоций, которые меня переполняют. Иногда мне сложно излагать свои мысли, а иногда я так зол на себя, что не разговариваю из вредности. Мне правда тяжело, но я готов говорить», - начал свой рассказ пенсионер.
Леониду Юрьевичу Батюшкину 66 лет, а успеет ли он отпраздновать еще один день рождения, никому не известно. Почти год назад у него обнаружили неоперабельную злокачественную опухоль, которая заставила мужчину полностью поменять взгляды на жизнь.
Он – бывший журналист. Но, наверное, бывших журналистов не бывает, ведь даже после выхода на пенсию он не бросил творческую работу, продолжив трудиться в местной газете и рассылать свои очерки по «чужим» изданиям. Возможно, именно поэтому мужчина написал письмо тому, кто долгие годы был непрощенным и чужим. Тому, кто не умел любить и заставил обесценить удивительную жизнь. Отцу.
«Я помню, когда мне было 8 лет, ты надел на мамин юбилей малиновый пиджак и синий галстук, купил у соседки бабушки Аглаи странный торт, украшенный изюмом, и никого не пригласил домой. Это был первый год, как не стало твоей жены и моей матери. Ты был одинок. И я был одинок, но ты не замечал меня, потому, что тосковал без нее», - произносит отрывок из письма Леонид Юрьевич.
Он читает, как с восторгом ожидал каждый Новый год, чтобы хоть глазком снова увидеть пушистую елку и блестящие новогодние игрушки. О том, чтобы получить в подарок за хорошее поведение и прилежную учебу хоть карамельную конфетку, маленький мальчик не мог и мечтать.
«Мама ушла, а вместе с ней ушли запах свежего домашнего хлеба, уютных вечеров за столом и праздника. Елка больше не приносилась в дом, а елочные игрушки пылились в кладовой под толщей коробок с маминой обувью и шубами. Ты перестал заботиться о себе, больше не различая серые будни от светлых праздников. Когда я вырос и уехал как можно дальше от тебя, я все равно каждый год возвращался в твой дом, чтобы вручить тебе подарок, и каждый раз не понимал, почему ты едва заметно киваешь, убирая в сторону запакованный сверток. Спустя 10 и 20 лет ты все еще был одинок», - произносит вслух мужчина.
В семьях его сверстников были другие ценности: поддержка, благополучие, здоровье, будущее детей. В его семье ценностью была лишь фотография мамы, пылившаяся всегда на одном и том же месте.
«Все, кто знал тебя раньше, сочувствовал, вздыхая, что ты остался один с маленьким ребенком на руках, с годами начали осуждающее смотреть тебе в след, когда ты шел по улице, игнорируя каждого прохожего, каждого бездомного кота. Ты был не только одинок, но и безнадежно зол на всех, кто хоть как-то имел отношение к женщине, которая не смогла побороть онкологию. Но ты не видел, что я тоже лишился этой женщины, и, в отличие от тебя, не был любим никем», - говорит пенсионер.
Отец перестал заботиться, спрашивать, как прошел день в школе и был ли в этой школе его сын. Он не готовил ребенку завтрак и не учил его разжигать огонь в печи. Мальчик был лишен права просить, спрашивать и говорить. В семье прочно укрепился культ молчания и скорби. И была ли это вообще семья?
«Я разменял седьмой десяток, а ты девятый, но между нами не 22 года разницы, а целая вечность. Я не помню, когда мы последний раз общались, я не знаю дней, когда бы ты учил меня плавать или брал с собой на рыбалку. Я не помню вечеров, когда бы ты обращался ко мне «сын». Но самое главное, я не уверен, что ты вообще когда-то любил меня. Мне пришлось защищаться от дворовых пацанов и убегать от соседской овчарки, мне пришлось научиться штопать себе штаны, после того, как я зацепился ими за забор, воруя булку из ларька. Я был всегда грязным, голодным и любящим. Любящим тебя», - читает Леонид Юрьевич.
Через несколько недель или месяцев его не станет. Онкология, которая забрала у него мать, пришла и за ним, но, как и 58 лет назад, рядом с мужчиной снова нет отца. Есть только фотография мамы.
«Я не хочу называть твоего имени и жать тебе руку при встрече. Мне больше не интересно, сожалеешь ли ты о том, как обходился со мной или о том, что я был рядом, видел ли ты меня и знал ли, что я болею. Говорят, что мосты наводить никогда не поздно, но, если я сделаю навстречу тебе сотню шагов, ты не сделаешь ни одного. Папа, не знаю, уместно ли тебя так называть, но это так приятно и странно. Это слово ласкает мне слух и моментально обезболивает тело и душу. Я помню, что ты любишь читать, возможно, ты никогда не любил меня, но я видел, как тайком, когда думал, что я сплю, ты читал мои вырезки из газет, где были опубликованы очерки и заметки. Именно поэтому я готов сказать тебе, что я тебя прощаю», - говорит пенсионер.
Он уверен, что обязательно еще встретится со своим отцом, но надеется, что тот все-таки сможет принести ему самый дорогой и простой подарок – цветы. Два цветка.
Читайте также:
